Так и вышло. Восходящее солнце осветило стену леса, вставшую в паре верст по ходу скачки. Татары, засуетились, приблизились к рязанцам, в воздухе запели стрелы. Русские ответили. До опушки татары успели зацепить с десяток воинов степной стражи. Двоих тяжело. У степняков, видел Ратьша, из седел вылетело не меньше семи человек, да еще наверняка кто-то был ранен, но в седле удержался. Так что счет опять был в пользу русичей.

На неширокую лесную дорогу въезжали шагом. Хвост отряда рассыпался вдоль опушки, отстреливаясь от наседающих татар. Броситься в рукопашную те так и не решились и рязанцы благополучно втянулись в лес. Преследовать там русских степняки, как и ожидалось, не стали.

На следующий день добрались до засечной линии. Здесь уже вовсю распоряжался походный воевода боярин Матвей Терентьевич, посланный Юрием сразу за Ратиславом. Действовал он по издавна заведенному обычаю: разослал посланников по окрестным селениям и усадьбам, собирать ополчение для защиты засечной черты. Сюда же сгоняли боеспособных мужчин из семей беженцев со степной границы. Таких собралось здесь изрядно — далеко от обжитых мест им уходить не хотелось, а оценить по-настоящему грозу, идущую из степи они пока не могли. Только чуть отойдя от скачки, Ратьша отправил гонца с грамотой к Великому князю, в коей подробно описал, все, что случилось за последнюю неделю. Только после того отправился в баню, а потом проспал почти что целые сутки. Отоспавшись, принялся за дела.

В лагерь, разбитый воеводой Матвеем у дороги, выходящей из Черного леса, каждодневно прибывали отряды ополчения. Вооружены были все, кто лучше, кто хуже — степь рядом, в редкой избе не имелось оружия. Бояре из окрестных усадеб приводили небольшие отряды всадников и пешцов. Эти были облачены в брони, с мечами и щитами. Ратьша мотался по засекам, расставляя людей в хитрых древесных лабиринтах.

На третий день прибыли татарские послы. Шаманка с двумя богато одетыми монголами и два десятка воинов охраны. Имелся толмач из половцев. Странное посольство: шаманка, похоже, была у них главной. Маленького роста, сгорбленная, с лицом сморщенным, как печеное яблоко, одетая в воняющие звериные шкуры, все время что-то бормочущая про себя, дергающаяся и смеющаяся невпопад. Верхом, однако, она ездила получше иного мужчины.

Толмач сообщил Ратьше, что им нужно к главному князю. Тот с сомнением посмотрел на странную старуху. Было чувство, что монголы решили поглумиться над русскими, отправляя на переговоры такого вот «посла». Ну да это решать князю Юрию. Что ж, раз прислали послов, воевать сразу не будут — можно доехать до Рязани самому: послов проводить, рассказать, что в степи происходит, послушать, что собирается делать Великий князь. Здесь на засечной линии управится и один Матвей. Делов-то — принимай отряды ополчения, да расставляй их по засекам. На следующее утро Ратьша с полусотней охраны и татарским посольством выехал в Рязань.

Глава 10

Въехали на взгорок, за которым открывался Стольный град, когда покрасневшее солнце почти касалась темной полосы леса за Окой. Купола городских храмов блестели червонным золотом под лучами уходящего дневного светила. Дымы от очагов несчетными ровными столбами поднимались в небеса и на высоте, подхваченные верховым ветром, размазывались в белесое облако, сносимое вниз по Оке. Темные крепостные стены величаво высились по краю берегового откоса. Ратислав невольно залюбовался гордой красотой родного города.

За Черным оврагом, между его краем и опушкой Заовражного леса на просторной луговине раскинулся воинский лагерь. Великий князь, похоже, времени не терял: исполчал княжьи и боярские дружины. Шатров стояло много. Так много, что столько Ратьша видел только в совместном походе с Владимирцами на мордву пять лет тому назад. Здесь тоже поднимались дымы костров. У костров сидели воины, бродили по лагерю, в лагерь въезжали и выезжали всадники. У самой опушки гарцевали несколько сотен всадников в блестящем под закатным солнцем полном вооружении: упражнялись в атаке плотным строем.

Позади послышались гортанные возгласы и одобрительное цоканье. Видно, татары тоже оценили красоту русского города. А может, оценивали добычу, которую можно в нем взять. В душе Ратьши поднялась ярость. Казалось, степняки лапают своими грязными руками что-то чистое, родное, скрытое обычно от чужих жадных глаз. А он, рязанский боярин, который это родное должен беречь и защищать, сам привел сюда свирепых пришельцев, показывая им путь. Рука невольно легла на рукоять меча, пальцы судорожно сжались. Могута, остановившийся рядом стремя в стремя, внимательно посмотрел на исказившееся лицо Ратислава, положил руку на кисть боярина, сжавшую рукоять, успокаивающе похлопал и качнул головой. Ратьша втянул воздух сквозь стиснутые зубы, гася волну гнева в груди. Тряхнул головой. Оглянулся. Монголы сбились в кучу и лопотали что-то по своему, размахивая руками и тыкая пальцами в сторону города. Ратислав выругался в полголоса и дал шпоры коню.

В город въехали, как обычно, через Полуденные ворота. Мимо Черного оврага, по Приречной улице Южного предградия. Проехали первую башню, захаб, вторую башню и въехали в город. Вездесущие мальчишки, увидев посольских, побежали следом с улюлюканьем и свистом. Взрослые тоже, побросав свои дела, высыпали на улицу и долго провожали встревоженными взглядами непривычного вида степняков.

Путь отряда лежал на посольский двор, находящийся неподалеку от Спасской площади, вблизи великокняжеского двора. Передав там с рук на руки монголов служкам, Ратислав и Могута с дружинниками поехали к княжьим хоромам. Разместив ближника с воинами в гриднице, Ратьша отправился к Юрию Ингоревичу, доложить о прибытии посольства.

Князь пребывал в своей приемной палате. На улице почти стемнело и опять в покоях горело множество свеч, распространяющих медово-восковой запах, от которого Ратьша привычно поморщился. С Юрием за его большим дубовым столом народу сидело много: сам князь, княжич Федор, тысяцкий Будимир, тиун Корней, Коловрат, все четверо сыновцов от покойного брата Ингваря, брат Роман Ингоревич — князь Коломенский с двумя сыновьями, Юрий Давидович — князь Муромский с сыновцом Олегом и Пронский князь Кир Михайлович с тремя племянниками. На столе стояли закуски и корчаги со ставленой медовухой. Видно, серьезные разговоры уже закончились и собравшиеся ужинали.

Ратислав от двери отдал поясной поклон и подошел к столу. Юрий Ингоревич, увидев воеводу степной стражи, вышел ему навстречу, приобнял и, скрывая волнение, спросил:

— Привез послов татарских?

— Привез, княже, — кивнул Ратьша. — На посольском дворе разместил.

— Ин, ладно, — вздохнул Юрий. — Пускай ждут до завтра. К обеду пригласим, послушаем. Тебе-то